Беседа с военным обозревателем «Комсомольской правды» полковником в отставке Виктором Баранцом
«ИЗНАЧАЛЬНО ВОЕННЫЙ ЖУРНАЛИСТ – ЭТО ДИЛЕТАНТ»
«ЖУРНАЛИСТСКАЯ ПРАВДА». Виктор Николаевич, существует ли сегодня в России военная журналистика?
Виктор БАРАНЕЦ. Я считаю, что профессии «военный журналист» не существует. Есть военная специализация, есть журналисты, пишущие на военную тему. Когда-то во Львовском военно-политическом училище была прекрасная, уникальная школа, которая давала основательную подготовку по этой специализации. Но, даже получив диплом, ты, по строгому счету, оставался дилетантом, офицером-газетчиком, знающим обо всем понемногу. Вчера тебе надо было писать об устройстве атомной подводной лодки, хотя ты ни разу не бывал на флоте. Сегодня тебе приходится писать о межконтинентальной ракете, хотя ты ни дня не служил в РВСН. Завтра тебе придется писать про гособоронзаказ, хотя ты имеешь весьма поверхностное представление об этой сложнейшей вещи.
Вот почему я повторяю, что изначально военный журналист – это дилетант, имеющий лишь общие понятия о той или иной проблеме. А для того, чтобы читатели не считали тебя профаном, надо каждый день и каждый час заниматься самообразованием, вникать в военные проблемы с помощью профессионалов, «разбавлять» свои мысли и выводы их знаниями и взглядами.
Кстати, я недавно не поленился, подсчитал, сколько у меня военных консультантов по различным военным вопросам: от истории древних армий до оружия на новых физических принципах. Набралось более двух тысяч. И этот «полк» каждый день пополняется. Вот и получается, что военная журналистика – это синтез военных знаний по разным направлениям. Ты объективно не можешь быть глубоким спецом по всему сразу. Но вот хорошо излагать мысли людей, которые знают больше тебя, можешь. И когда ты много лет общаешься, например, с летчиками, то начинаешь говорить с ними на одном языке, отличать фюзеляж от форсажа, «горку» от «бочки», накапливаешь какой-то собственный взгляд и приходишь к пониманию этой профессии. И в итоге рассказываешь о ней так, как ее чувствуют профессионалы, стоящие в боевом строю.
«ЖП». Вы всегда говорите, что вы – военный газетчик. Правда, сейчас у вас есть другое, очень высокое имя: вас называют мультимедийным журналистом. Как к этому относитесь?
В. Б. До недавних времен я даже не знал, что стал таковым (улыбается). Я необычайно горжусь своей первой должностью – корреспондент дивизионной газеты. И считаю ее самой высокой, несмотря на то, что закончил службу начальником управления информации – пресс-секретарем министра обороны России.
Поставьте рядом старую фронтовую «полуторку» и современный мощнейший космический корабль – вот такое сравнение я могу провести между той, первой, и моей теперешней работой. В «дивизионке», в окружной или групповой газете, в журнале моя задача, как корреспондента, состояла в том, чтобы написать заметку или статью. Всё. Из чего сегодня складывается мой рабочий день? Утром написать заметку в газету, затем сделать более развернутый вариант для сайта «Комсомолки», после этого бежать на радио и отрабатывать эту тему там. А затем по этой же проблеме меня ждет телевидение «КП».
«МЫ ПЫТАЛИСЬ ЗАЛИТЬ БЕССОВЕСТНОСТЬ ВОДКОЙ»
«ЖП». В эти дни исполняется 20 лет событиям 1993 года, оставившим неизгладимый след в жизни, наверное, каждого гражданина нашей страны. Какими те дни запомнились вам?
В. Б. Наверное, в мире нет больше второй такой армии, которая первую же свою победу одержала, паля из пушек по собственному парламенту…
Те события стали для меня еще одной большой трагедией после падения Советского Союза. Не дай вам бог оказаться на месте наших офицеров, которым приказали стрелять в народных избранников. Нас буквально разрывали на части. В одном из произведений Бертольда Брехта есть эпизод, когда в центр мелового круга ставят ребенка, а две предполагаемые матери тянут его в разные стороны. Наша армия оказалась таким ребенком. Самое страшное, что она стала убийцей собственного парламента. А я был причастен к этой армии. Как журналист, я не мог молчать и писал о наших переживаниях и страданиях, о том, как мы, офицеры Минобороны и Генштаба, пытались залить эту бессовестность водкой.
В те страшные дни я встречался с разными персонажами. Я видел и благородных рыцарей, и подлецов, кричавших Гайдару: «Неси побольше денег и мы тебя защитим!» Видел тот трагический раздрай, который прошел не только по кабинетам, но и по людским душам. Видел замов Грачева, которые на совещаниях буквально посылали его…
Мы все разделились вернее, нас всех разделил 93-й год. Кого-то после тех событий представили к званию Героя России. Но кто-то отказался от золотых звезд, а некоторые их приняли и до сих пор носят. И когда я встречаю этих людей в коридорах Министерства обороны, то всегда возникает желание подойти и спросить, за что эти звезды получены.
«ЖП». Но вы, несмотря ни на что, продолжали работать в те годы…
В. Б. Уйти было просто. Написал рапорт – и гуляй. Но во мне жила надежда, что что-то изменится, что Россия и ее армия выползут из вонючей ельцинской трясины, что страна встряхнется, сбросит с себя тогу безволия, что все мы: и гражданские, и военные – заживем созиданием, справедливой жизнью, что народ выползет из-под бетонной плиты капиталистического унижения и пессимизма. Но… в конце концов, спустя несколько лет, я понял, что нужно дать «последний бой», пойти на «самоубийство” – лишь бы власть еще раз услышала голос человека в погонах…
«ЖП». И вы решили, что называется, хлопнуть дверью так, чтобы полетела штукатурка?
В. Б. Причем хлопнуть так, чтобы штукатурка полетела даже в Кремле. В 1997 году я опубликовал в газете «Совершенно секретно» огромный материал «В кого будет стрелять армия?». Я рассказал о своем отношении к Ельцину, о том, какие настроения офицеров в МО и ГШ, в войсках. И был снят с должности за сорок минут, мой пропуск порвали у меня на глазах. Это стало точкой в моей 33-летней службе в армии.
«ЖП». Утром вы проснулись военным пенсионером. А что случилось дальше?
В. Б. А дальше нужно было как-то жить и кормить семью, потому что пенсию мне долго не платили, мстили таким образом. Килька в томатном соусе и хлеб закончились. Я просыпался в 5 утра, делал аналитический материал, надевал костюм, галстук и бегал по редакциям, предлагая его. На мои гонорары семья и жила.
«ТРИАНОН ВЫХОДИТ ИЗ ПОДПОЛЬЯ»
«ЖП». Уверена, что журналист такого уровня долго не мог оставаться без работы. Наверняка были предложения?
В. Б. После увольнения я засел за книги. Одна за другой выходили «Ельцин и его генералы», «Потерянная армия», «Генштаб без тайн». Издательства мне платили хоть какой-то аванс. Жить стало легче. Были предложения от многих журналов и газет. А поскольку моя кровь сильно смешана с типографской краской, я решил, что если уж идти, то в крупную и престижную газету. Выбрал «Комсомолку». Тем более, что во время службы в Минобороны и Генштабе тайно сотрудничал с ее корреспондентом Игорем Черняком. Он однажды позвонил мне: «Виктор Николаевич, приходи к нам».
Кстати, еще лейтенантом я стал военкором «КП». И у меня до сих пор хранится слегка потрепанное удостоверение, в котором написано, что решением редакционной коллегии газеты лейтенант В. Н. Баранец назначается внештатным корреспондентом «Комсомольской правды».
«ЖП». Наверное, это был знак судьбы, указывающий, что ваша жизнь будет связана с этой газетой.
В. Б. Думаю, что так и есть. К тому же, повторюсь, я конфиденциально сотрудничал с «КП» с 1992 по 1997 год. Мне было интересно работать в Минобороны в качестве человека, который «сидит в пианино». В «КП» с моей подачи было много таких материалов, до которых не добирались другие газеты. Так что я «зарабатывал» себе место в «КП» еще на службе в армии. Случалось, что после таких, разоблачающих коррупцию, публикаций Грачев свирепо приказывал мне «найти крота». Найти его мне так и не удалось…
И когда я пришел в редакцию, газета поместила мою фотографию с подписью: «Трианон выходит из подполья». Газета знала меня под этой кличкой. Кстати, работал я и с Димой Холодовым, которого очень ценю за смелость в борьбе с коррупцией, с военной мафией. Но Диму иногда дурачили те «военные источники», которые хотели дискредитировать его профессиональное имя. Подбрасывали ложную информацию…
«ЖП». С каким чувством пришли работать в «Комсомолку»?
В. Б. Со страхом. Газета в тот период находилась на могучем творческом взлете. То была школа, в которой приходилось заново и многому учиться. И брали туда далеко не каждого. Мне пришлось проводить «реформу мозгов». Ведь что собой представляет работа в ведомственном издании типа «Красной звезды» или «Коммуниста Вооруженных сил»? Это журналистика, застегнутая на все пуговицы. Здесь же было всё по-другому: ты можешь располагать сенсационными фактами, но если не нашел «ключа подачи», загубишь к черту материал! Если ты не нашел необычное в обычном, если ты написал равнодушно и поверхностно, тут тебе недолго работать. Нужен был не кондовый, а легкий стиль. Здесь работали мэтры отечественной журналистики: Песков, Руденко, Голованов… Я чувствовал себя желторотым утёнком журналистики. И хотя был уже полковником, пришел рядовым в «Комсомолку».
Нужно было приучаться и к «правилам игры» в этой газете.
«ЖП». К каким правилам? Чем вообще журналистика в «Комсомолке» отличается от военной?
В. Б. В армии существует такой тактический термин – «атака с фронта». Это когда ты идешь прямо на противника, никуда не сворачивая. В «КП» всегда требуется найти свой «угол атаки» на проблему. Раскрыть ее по-новому, в ином, небанальном ракурсе. Это не пустое оригинальничание, а сверхзадача, всегда стоящая перед журналистами «КП» и не утратившая актуальности сегодня.
«ЖП». Это и есть то, что называют «великой школой «Комсомолки»?
В. Б. Ты должен пройти по пути, по которому до тебя ходили тысячи людей, но постараться найти и вскрыть то, что до тебя никто не увидел. Причем надо увидеть, вскрыть и хорошо написать первым! Вторым уже не считается. Потому «легкокрылые» журналисты долго здесь не задерживаются – они упархивают отсюда, как бабочки от огня. Остаются те, кто нужен газете. И кому она нужна.
Мне нравится, что «Комсомолка» разная: мы тут и «красные», и «желтые», и «зеленые»… Есть что почитать и 90-летнему ветерану, и первоклашке.
Конечно, существуют определенные правила игры. Но, проработав здесь полтора десятка лет, могу абсолютно честно сказать, что редко чувствовал давление короткого поводка или намордника. Я сам прекрасно знаю, когда нужно поработать на коротком поводке, а когда его отпустить. Я прекрасно знаю расположение «красных флажков», но они оставляют мне довольно обширную творческую территорию и не мешают работать.
ОРУЖИЕ ПРОТИВ НАРОДА
«ЖП». Сегодня многие из тех, кто считает, что военная журналистика существует, уверены, что она зависла над пропастью, исчезает.
В. Б. Эти люди близки к истине. После того, как военных журналистов перестали готовить во Львове, эту задачу стал решать Военный университет. Там остался последний уникальный, пожалуй, единственный в мире, островок школы военной журналистики. Да и его в последние годы годы хотели ликвидировать. Слава богу, Шойгу остановил этот «замысел» – я ему докладывал о ситуации. Об отношении Сердюкова к военной журналистике мы знаем. Ходит молва о его знаменитой фразе: «Мне нужен один военный журнал и одна военная газета».
Раздаются предложения о подготовке военных журналистов в гражданских вузах. Это не «подготовка». Это пародия. Это всего лишь беглое знакомство с ремеслом. Специалист по военной тематике должен основательно готовиться в армии, в военном вузе. Ибо в гражданском институте это будет что-то вроде факультатива. Военный журналист с младых ногтей должен выращиваться в военной среде, пропитываться ею.
«ЖП». А что вы думаете о сегодняшней журналистике вообще?
В. Б. Она потеряла самое важное свое качество – созидательность. В советские годы она была, говоря словами Ленина, «лесами вокруг строящегося здания». Она вместе с народом созидала государство по всем направлениям. Сейчас же самые конструктивные, самые острые критические статьи выглядят не важнее комариного пука. На них никто не обращает внимания. Исчезает самый важный смысл работы журналиста – практическая польза для общества. Журналистика ударилась в заказуху, в «джинсу», в развлекуху. В скалозубство. Сегодня в России можно по пальцам пересчитать качественные газеты, к которым не пристала эта зараза. Россия завалена толстым слоем политизированной макулатуры. Просвещение масс, пропаганда высоких моральных идеалов заменяются дебилизацией населения. Большой сектор нашей современной журналистики играет и вовсе роль информационно-идеологического оружия, направленного против своего же народа. Такая журналистика льет воду на мельницу врагов России.
…Да что это я всё о серьезном да о серьезном? Давайте что-нибудь веселое расскажу! Недавно на встрече руководства Минобороны с журналистами я услышал остроумное высказывание генерала армии Махмута Гареева: «Я фронтовик, я с юности люблю дам и ничего не имею против. Но когда слышу, как говорят «господа», у меня складывается ощущение, что мы кого-то не добили». И если ты этого не услышал, значит ты не журналист. Ведь кто мы такие? Радары, которые засекают различные штрихи времени, явления, слова, тенденции. Так и работаем.
Обращаем ваше внимание что следующие экстремистские и террористические организации, запрещены в Российской Федерации: «Свидетели Иеговы», Национал-Большевистская партия, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ, ДАИШ), «Джабхат Фатх аш-Шам», «Джабхат ан-Нусра», «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Тризуб им. Степана Бандеры», «Организация украинских националистов» (ОУН).