Словом офицера, если угодно. Для меня это всё ещё не пустой звук, потому я надеюсь. Точнее, впрочем, будет сказать: я верю.
Сколько бы событий ни происходило в нашей Армии за последние годы, сколько бы историй, компрометирующих офицерские погоны, ни случалось, сколько бы офицеров, притом самого высокого командного состава, ни совершало разного рода проступков и преступлений, порочащих их честь, фраза «слово офицера» не обесценилась, не померкла, не обернулась пафосной пошлостью. Видимо, столько крови, ратного труда, случаев беспримерной чести было положено на алтарь этого понятия, что никакими «шалостями» потомков не уронить высокого смысла простого словосочетания.
К чему это я? Большую часть взрослой профессиональной жизни я жила с твёрдым убеждением, что главными политическими событиями, участницей которых я стала, оказались события августа 1991 и октября 1993 годов, а главной войной, на которой побывала – первая Чеченская кампания. А потом настало 08.08.08…
В прямом эфире федерального канала я наблюдала, как тёмную ночь над Южной Осетией разрывают вспышки рвущихся снарядов, как горят дома и гибнут люди. Для меня это было шоком вдвойне – я родилась и выросла во Владикавказе, родительский дом находился в нескольких десятках километров от пылающего Цхинвала. Но дело было даже не в этом, сугубо личном аспекте. Та августовская ночь отодвинула на второй план и опереточный путч 1991-го, и кровавый октябрь 1993-го, и холодное промозглое утро 2 января 1995 года в Грозном, потому что всё это были внутренние конфликты и – уж простите за сленг – собственные наши российские «разборки».
А тут произошло нечто принципиально иное. Впервые в новейшей истории на страну, которая ещё недавно была частью моей страны, напала другая страна, которая тоже была частью. Напала варварски, ночью, после публичных заявлений о стремлении к мирному решению конфликта. К тому же, в эти страшные ночные часы я видела кое-что, на что не обращало внимания большинство сограждан, прильнувших к экранам. Мне был очевиден наш полный и абсолютный провал в области информационного обеспечения конфликта.
На информационных фронтах мы терпели поражение за поражением, потому как – в отличие от тех, кто нам противостоял, – мы были не готовы к такому повороту событий, но главное: потому что до поры не было внятной реакции на войну со стороны российской власти. Можно было сколько угодно осуждать Саакашвили и выражать личную солидарность маленькому народу Южной Осетии, но отсутствие политической воли государства превращало это лишь в прекраснодушные волонтёрские порывы.
Президент страны Медведев, как мы помним, в те минуты находился на отдыхе на Волге, премьерский же борт только что приземлился в Пекине, где предстояло открытие Олимпийских игр. «Хорошо информированные источники» утверждали, что в Кремле уже началось заседание Совета безопасности, но это были всего лишь слухи, а информационные агентства всего мира уже трубили во всю Ивановскую о том, что маленькая героическая Грузия вступила в неравный бой с вооружёнными до зубов бандами осетинских сепаратистов и российских военных за восстановление своей территориальной целостности.
Наконец, появилось заявление Медведева. Взволнованный, но решительный, он выступил с чёткой и внятной позицией моей страны. Нет, государственная пропагандистская машина не заработала в ту же минуту отлаженно и чётко. Да, нас по-прежнему почти не было слышно в дружном хоре тех, кто рассказывал о героической Грузии, которая подверглась коварному удару российской военщины. И всё же сотни, тысячи людей у экранов и мониторов услышали и прочли то, чего ожидали всю ту долгую ночь.
Волна контрпропаганды в социальных сетях поднималась в те часы совершенно так же, как настоящая народная война. Никогда не забуду безвестного русскоязычного блогера из Канады – который так и не захотел раскрыть свой сетевой ник – написавшего мне сообщение в «личку» с предложением переводить любые тексты и размещать их на англо- и франкоязычных форумах. И это не было пустым обещанием, он действительно переводил и размещал всё, что я ему отсылала.
Мне присылали свои истории, наблюдения, информацию, которую люди из самых разных точек планеты добывали самыми невообразимыми способами. Это были люди из родного Владикавказа, куда прибывали российские войска; из Ростова, где мобилизовали врачей в местный госпиталь; из Тбилиси, где далеко не все были фанатами бесноватого Мишико, из Парижа, где откровенно врали СМИ и политики; из Грозного, где боевые мобильные группы готовы были в любую минуту перейти границу; из штаба 58-й армии, хотя, наверное, об этом не стоило бы писать. Но это было.
В те дни мой блог и блоги моих друзей в ЖЖ стали маленькими информационными агентствами, которые солидарными усилиями пытались прорвать информационную блокаду, задуманную и организованную силами мощнейшей пропаганды, притом отнюдь не только грузинской. Мы справились с этой задачей. Не в одиночку, конечно: российские СМИ быстро разворачивались на марше. Но первыми, скажу без скромности, были именно блогеры.
Я хорошо помню реплику одного известного политолога, не замеченного прежде в особой любви к власти. В тот день он написал: «Сегодня я убедился, что у моей страны есть Президент и Верховный Главнокомандующий». От себя добавлю: слова, сказанные Медведевым в тот день, – несмотря на его абсолютно гражданский имидж – были словами офицера. И это было хорошо.
А потом была Ливия. И вот в случае с Ливией я не хочу цитировать тогдашнего президента моей страны, потому что мне стыдно и грустно. За него. За страну. И за себя тоже. Потому что те медведевские слова не были словами офицера. Потому что предательство – в сущности – один из самых тяжких грехов, какими бы рациональными целями оно ни было продиктовано.
Об этом, вероятно, можно было бы забыть, как о минутной слабости и страны, и её президента, но, к сожалению, Ливия оказалась только продолжением испытаний, которые нашей стране предстоит пройти в водовороте ближневосточной трагедии. Сегодня на повестке дня – Сирия. За ней последует Иран. Потом придёт очередь Средней Азии. А затем беда перехлестнёт через наши границы. Не нужно быть военным аналитиком, чтобы понять, что уже сегодня и республики Северного Кавказа, и никогда прежде не воевавшие Татарстан и Башкирию целенаправленно готовят как плацдармы будущей войны.
Можно ли ещё что-то изменить, разомкнуть кровавую цепь, которую упрямо и пока ещё безостановочно тащат на нашу землю? Полагаю, можно. Политической, государственной волей.
Словом офицера, если угодно. Для меня это всё ещё не пустой звук, потому я надеюсь. Точнее, впрочем, будет сказать: я верю.
Да, именно так. Верю.
Обращаем ваше внимание что следующие экстремистские и террористические организации, запрещены в Российской Федерации: «Свидетели Иеговы», Национал-Большевистская партия, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ, ДАИШ), «Джабхат Фатх аш-Шам», «Джабхат ан-Нусра», «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Тризуб им. Степана Бандеры», «Организация украинских националистов» (ОУН).