За беспощадными спорами вокруг реформы РАН пропал из виду главный вопрос к российской науке
Вечером 18 сентября, в момент третьего думского чтения законопроекта о реформе РАН, всё было уже ясно – кроме одного-единственного момента: кому и зачем понадобился тот лихорадочный темп, с которым решалась судьба главной научной организации России? Блицкриг был таков, что депутатам на изучение поправок, вершивших судьбу детища Петра Великого, была выделена лишь пара часов. Кто гнал коней – да так, что даже невозмутимый глава профильного комитета Госдумы по образованию Вячеслав Никонов вынужден был в тот день заявить удивительное: «Сейчас очевидно, что закон готов. Пора приступать к работе… А если надо, то Государственная дума вернется к вопросу об академии и поправит законодательно»?
Перед вторым чтением утром того же дня «основной вопрос философии» выглядел чуть иначе: кому и зачем потребовалась беспрецедентная неразбериха, сопровождавшая проталкивание законопроекта? Что это была за путаница с поправками, среди которых никто, кажется, так и не разобрался, где свежие исправления из администрации президента, где новая корректура академиков, где плод их предыдущего компромисса, а где подсуетились с ретушью авторы реформы из Минобрнауки? Бардак случился настолько знатный, что принципиальное президентское вмешательство в подготовку закона оказалось смазано учёнейшими всхлипами академиков «Нас обманули!», а итоговые оценки принятой бумаги различались как небо и земля: от депутатских восторгов «Виват, мы утерли нос министерству!» до академических причитаний «Ливановщина победила!».
Ну, а когда всё только начиналось и министерство образования лишь приготовляло свой кавалерийский наскок на Академию, вопрос вопросов формулировался совсем просто: кому и зачем пришло в голову сдать на откуп адептам тотального «эффективного менеджмента», вслед за Вооруженными силами, еще и средоточие отечественной науки? Не довольно ли было сердюковского эксперимента, наглядным результатом которого явились тринадцать комнат арестованной г-жи Васильевой?
Официозный ответ на этот вопрос рождал в умах людей невиданные построения, в которых седовласые ученые, гордость страны, представали этакими прапорщиками от науки, с потрохами распродающими напра-налево академическое имущество. Благодаря всепроникающей пропаганде скандальная реформа, смысл которой заключается в переводе научных организаций из академической епархии под крыло чиновничьего «агентства», из операции по «раскассированию» многомиллиардной академической собственности на глазах превращалась в чистку Авгиевых конюшен, уподобляясь уже геройству и подвигу. И хотя ни министр Ливанов, ни его правительственные кураторы нисколько не тянули на геркулесов, пиар-сопровождение реформы под слегка шизофреническим лозунгом «Бей академиков, спасай науку!» заполонило СМИ и блогосферу.
Пригодились даже вопли о «страшной коррупции, поразившей самое сердце РАН», хотя казалось, что эту разоблачительную риторику давно и прочно приватизировал блогер Навальный. В том же стиле «борьбы с жуликами и ворами», впрочем, были исполнены и ответные академические эскапады, к которым добавлялась и толика конспирологии: «Завистливое правительство мочит Академию за то, что та в начале нынешнего года научно обосновала возможный экономический рост в целых 6% за год».
Однако если отрешиться от этого обоюдного разоблачительного пафоса и вглядеться в суть академико-чиновничьего противостояния, то картина предстанет совсем в ином свете. Спор вокруг реформы РАН является отражением древнего, как человеческая цивилизация, противоречия: между принципами развития фундаментальной науки, которое требует свободного полета мысли, не сдерживаемого ни ведомственной подчиненностью, ни уровнем финансирования, ни, самое главное, временными рамками, – и государственной заинтересованностью в немедленном практическом результате этих изысканий и их скорой экономической (вариант: оборонной) отдаче. У ученых традиционно презрительно кривятся губы, когда «дилетанты в высоких кабинетах» смеют ограничивать их самовыражение, да еще требуют «рентабельности» от постижения межгалактического газа, флоры палеозоя или фонетики пушкинского стиха. В ответ государевы слуги, как правило, тычут академикам в калькуляцию, во сколько они обходятся казне, и раздраженно посматривают на календарь с затянувшейся чередой «пустых» годов, потраченных на бесплодные научные поиски.
В нашем случае дело усугубляет еще одна нестыковка: без малого три века своей истории российская наука существовала, по сути, «при государстве», которое являлось не только ее финансистом, но и заказчиком ее исследований, а также потребителем ее достижений. В последние 22 года, однако, государство почти самоустранилось из этой схемы, по инерции оставив за собой лишь финансирование. Кто же возьмется за остальное? Готовы ли офшоры г-на Прохорова заказать исследование зарождения удаленных галактик? Вложится ли теряющий «Уралкалий» бизнесмен Керимов в пушкинскую филологию? Хватит ли у «Газпрома» выдержки дождаться, пока умозрительные знания о палеозойских водорослях воплотятся в данные о новых месторождениях углеводородов? Ответы очевидны.
Но и это еще пол-беды: финансируются же корпорациями спортивные клубы и благотворительные общества. Настоящая трагедия в том, что современное российское общество – да и не только российское – не в состоянии толком ответить себе, что ему вообще нужно. Нужно по-настоящему, позарез. На каких научных направлениях стоит сосредоточить академический потенциал страны, чтобы некая идеальная и, возможно даже, недостижимая цель позволяла решать по ходу дела сугубо утилитарные «побочные» задачи?
В самом деле, каких открытий мы, как страна, хотели бы добиться в ближайшие сто лет? Существуют ли здесь общественные запросы и экспертные прогнозы? Мечтаем ли мы о полете на Марс или жаждем обрести физическое бессмертие человеческого тела? Грезим ли об управляемом термоядерном синтезе, способном решить все наши ресурсные проблемы, или готовы «довольствоваться» чудо-оружием, гарантирующим нам геополитическое выживание? Нет ответа – ни у реформаторов, ни у самих академиков.
Реформировать Академию можно годами, дележку имущества институтов легко растянуть на пару десятилетий, изничтожение коррупции в отдельной взятой РАН – задача и вовсе на века, ну а толку-то? Ради какой великой цели существуют в России академики? Ответа мы так ни от кого и не услышали.
МНЕНИЕ ЗА
Павел Тищенко, доктор химических наук, заведующий лабораторией гидрохимии Тихоокеанского океанологического института им. Ильичёва (Владивосток):
Я почти сорок лет работаю в Академии, однако отказался присоединиться к протестам против реформы РАН. Чем объясняется моя позиция?
1. Реформа уже давно состоялась, и провели ее сами академики. Еще в 1989 году они объявили АН СССР «общественной организацией», а в 2007 году приняли устав РАН, в котором Академия объявлялась «самоорганизующейся организацией» – никому не подчиненной и, по сути, независимой от России. Никаких целей служения благу страны в этом уставе не ставилось, как не прописывался и механизм подчинения РАН государству.
2. В постсоветское время Академия де-факто приватизировала никогда не принадлежавшие ей государственные фонды, которые прежде служили ей для решения государственных задач. Эти фонды: здания, приборная база, земля, социальные объекты – стали использоваться академиками как будто это их частная собственность. В частности, эти объекты стали сдаваться в аренду, что привело к их резкому износу. Эти капиталистические отношения внутри РАН мешают ее научному творчеству, и в этом – вина академиков.
3. Налицо тенденция к деградации научного уровня в РАН. Объяснять ее исключительно недостатком финансирования – значит говорить полуправду. Наука может развиваться успешно лишь в рамках крупных проектов – таких, как атомный проект, индустриализация или космос. В советское время такие крупные проекты были проблемно-ориентированными, их цели были точно определены, четко задавалось и время решения проблемы. Важен был результат. Нынешние научные проекты, вроде «нанотехнологий», не ориентируются на решение конкретной проблемы и хороши лишь для отмыва денег. Прерогатива создания больших проектов – за руководством страны, поэтому требуется прямая подчиненность Академии либо правительству, либо президенту России.
4. В РАН существует еще и демографическая проблема. Занятия наукой возможны и в глубокой старости: они не сильно зависят от физического состояния ученого – а вот исполнение административных функций требует огромной человеческой энергии. К примеру, директором института не может быть, на мой взгляд, человек старше семидесяти лет. Возрастной ценз для административной деятельности в науке просто необходим.
МНЕНИЕ ПРОТИВ
Академик РАН Геннадий Месяц, директор Физического института им. П. Н. Лебедева:
Реформа РАН принималась, на мой взгляд, в потемках. Никто не знает, что это за пресловутое «агентство», какие у него полномочия. Оно еще даже не сформировано, а чтобы такая организация начала нормально функционировать, потребуется не меньше полугода-года. Что будет в это время происходить с институтами, в том числе регионального подчинения? Как будет приниматься бюджет Академии? Неясно.
Поправки, на которых настаивали научное сообщество и Общее собрание РАН и которые являются, по нашему мнению, основополагающими: не форсировать слияние трех Академий (РАН, РАМН и РАСХН) и оставить институты в составе РАН, – проигнорированы. Их попросту нет в принятой редакции закона. В процессе дискуссии, сопровождавшей принятие закона, текст самого законопроекта несколько раз менялся. Обсуждение, которое иначе как безразличным и не назовешь, выявило некомпетентность некоторых людей, принимавших решение. Например, как вам нравится заявление одного из думцев: «Мы даже разрешили Академии заниматься наукой!» А чем мы должны заниматься? В покер играть?
Под раздачу попали главным образом те, кто активно защищал интересы российской науки. Такой травли в России не было с 20-х годов прошлого века, когда громили царскую академию. Ее можно сравнить лишь с тем, что творилось в Средние века в Европе во время разгула инквизиции.
Ситуация с принятием реформы показала и один положительный момент: в нашей стране – очень хорошая научная среда. Люди боролись не против кого-то и чего-то. Они боролись за науку, успехи в которой являются самым большим козырем в развитии любой страны.
Никто не утверждает, что Академия наук – идеальная во всех отношениях организация. Но события, связанные с принятием нового закона, показывают, что становится только хуже.
Обращаем ваше внимание что следующие экстремистские и террористические организации, запрещены в Российской Федерации: «Свидетели Иеговы», Национал-Большевистская партия, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ, ДАИШ), «Джабхат Фатх аш-Шам», «Джабхат ан-Нусра», «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Тризуб им. Степана Бандеры», «Организация украинских националистов» (ОУН).